Жизнь Чезаре Борджиа - Страница 48


К оглавлению

48

Получив достоверное известие о приближении врагов, он рассудил, что оборонять город не имеет смысла. Однако оставался другой вариант — поторговаться с герцогом, сказочно богатым и неизменно щедрым, поскольку деньги ему всегда доставались легко…

Придя к такому решению, Пандольфаччо отослал жену и детей в Болонью, а сам вместе с челядью и приближенными затворился в городской крепости, выстроенной его дедом, грозным Сиджизмондо Малатестой.

Этот поступок озадачил горожан. Никто не ждал от Пандольфо особенного геройства, а между тем складывалось впечатление, что он всерьез собирается оказать сопротивление неукротимому Борджа. Встревоженный городской совет запросил тирана о его намерениях, но тот, не желая раскрывать свои планы раньше времени, уклонился от прямого ответа, велев передать отцам города, что сами они вольны поступать, как им заблагорассудится.

Повторять приглашение ему не пришлось — совет отправил сразу две депутации: к самому герцогу и в Чезену, к епископу Оливьери, представлявшему там интересы Борджа. Одни посланцы сообщили Чезаре о дерзком и смехотворном упорстве Пандольфаччо, другие же просили преосвященного Оливьери поскорее явиться в город, дабы урезонить расхрабрившегося так некстати правителя и начать переговоры.

Убедившись, что его предвидения оправдались, Малатеста послал к герцогу собственного гонца. Чезаре, без особого удовольствия думавший о многодневной, под проливным дождем, осаде цитадели Римини, с радостью убедился, что слухи о воинственности Пандольфаччо, мягко говоря, сильно преувеличены. Предложение было деловым и конкретным: за соответствующую сумму герцог Валентино может стать полным хозяином родовых владений Малатесты. Как и положено при сделках с недвижимостью, отдельному обсуждению подлежали стоимость самого города, крепости, а также размещенной там артиллерии. Стороны быстро пришли к соглашению, и Чезаре заодно сторговал у сговорчивого противника еще пару небольших крепостей за дополнительную плату в пять с половиной тысяч дукатов.

Вечером Малатеста с горстью родственников и слуг покинул Римини, а уже на следующий день, десятого октября, в город прибыл епископ Оливьери. Вместе с городским советом ему предстояло выработать и подписать условия подчинения нового лена церкви, а затем привести горожан к присяге на верность. Жители отметили избавление от власти Пандольфо общегородским праздником и отправили в Рим письмо, в котором благодарили святого отца, положившего конец тирании и многолетнему произволу.

Взятие Пезаро также обошлось без кровопролития, хотя в данном случае не могло быть и речи о полюбовной сделке. Узнав, что армия папы выступила в новый поход, Джованни Сфорца провел два месяца в непрерывных поисках союзников, стремясь не допустить очередного торжества Борджа. Он звал на помощь германского императора, но даже не получил от него ответа. Тогда Джованни обратился к Франческо Гонзаге, герцогу Мантуанскому, брату своей первой жены. Герцог оказался в довольно щекотливом положении — бросить родственника в беде означало навлечь позор на весь род, но и ссориться с Чезаре никак не входило в его планы. К тому же герцог приходился ему кумом, и в свое время Франческо был рад удостоиться такой чести. После долгих размышлений Гонзага избрал некий промежуточный вариант, послав на подмогу Джованни сотню пехотинцев. Это был чисто символический акт, никоим образом не менявший расстановку сил, но позволивший графу сохранить верность традициям, не навлекая на себя гнев Борджа.

Большинство истриков склонно изображать Джованни Сфорца несчастной жертвой Александра VI и его свирепого сына. По естественному побуждению — видеть в жертве лишь хорошие стороны — предполагается, что он был разумным и милосердным правителем. Ириарте, к примеру, пишет о нем, как о государе, «сделавшем жизнь всех своих подданных поистине безмятежной». Из этих слов можно заключить, что Джованни снискал любовь населения Пезаро, однако то, что происходило в действительности, заставляет сделать противоположный вывод — или обвинить горожан в самой черной неблагодарности.

Когда монарх или князь пользуется единодушной поддержкой всего народа, это всегда говорит о его высоких личных качествах. Существование двух партий — правительственной и оппозиционной — свидетельствует о неоднозначности его характера и поступков. Но если государь в минуту опасности возлагает все надежды на иноземную помощь, даже не пытаясь воззвать к народу своей страны, то трудно поверить тем, кто прославляет его правление.

А в Пезаро имел место именно последний вариант. Через день после сдачи Римини разнесся слух, будто кавалерия Эрколе Бентивольо уже приближается к городу, и в тот же час началось восстание. Джованни Сфорца с трема сотнями солдат пробился к укрепленному замку, а горожане, захватив княжеский дворец, веселились и поздравляли друг друга с ожидаемым со дня на день прибытием герцога Валентино.

Сам Джованни, панически боявшийся Борджа с той памятной ночи, когда он, бросив жену, ускакал из Рима, не собирался подвергать свою жизнь опасности, отражая штурм папских войск. Передав командование над замком и гарнизоном двоюродному брату, молодому Галеццо Сфорца из Котиньолы, он под покровом ночи отплыл в Равенну. Его дальнейший путь лежал в Болонью — оставалась слабая надежда, что герцог Болонский захочет вмешаться в события и остановить захватчиков. Однако герцог, Джованни Бентивольо, не решился выступить в защиту своего невезучего тезки. Он и сам чувствовал себя далеко не уверенно. Считалось, что Болонья, будучи союзником французского короля, не входит в сферу интересов Александра VI, но «карающий меч папы» — герцог Валентино — похоже, не испытывал трепета даже перед Людовиком XII. Поэтому ходатайство Сфорца к Бентивольо осталось безрезультатным, равно как и новая попытка получить военную помощь от герцога Мантуанского. Ни один из итальянских властителей, сохранивших хотя бы формальный мир с папой, не желал рисковать своим троном.

48